Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский: "У нас в музее цирка не будет"

С директором Эрмитажа, известным историком-востоковедом Михаилом Пиотровским нашему корреспонденту удалось встретиться буквально накануне его отъезда в Казань, где к 1000-летию города Эрмитаж открывает на будущей неделе свой первый российский выставочный комплекс за пределами Санкт-Петербурга. О том, как складывается судьба крупнейшего российского музея, о проблемах сохранения культурного наследия, об отношениях музеев с властями Михаил ПИОТРОВСКИЙ рассказал «НИ».

– Михаил Борисович, на днях вы открываете в Казани первый российский филиал Эрмитажа...

– Это будет не филиал, а выставочный центр, потому что он будет находиться на территории заповедника «Казанский Кремль». В Казани мы откроем несколько выставок, связанных с Золотой ордой. О Золотой орде сложилось два стереотипа. Первый – это враг России. Мол, страна 300 лет жила под ярмом орды, и вообще, это ужас какой-то был, еле-еле от него избавились. Это неправильный стереотип. Потому что раздробленная Русь попала под контроль большого мирового государства, которое было в плане цивилизации на порядок выше Руси. Потом московские князья, используя Золотую орду, окрепли и создали свое государство, которое пришло на смену Золотой орде. Есть и другой стереотип. Дескать, была великая замечательная держава Золотая орда, но пришли русские, кинулись на нее и уничтожили. На самом деле история так не развивается. В ходе монгольского нашествия возникли многие государства. Это была громадная степная империя, которая имела торговые связи с Ираном, Италией, Северным Кавказом, Крымом, Сибирью. Это государство приняло ислам и этим приобщилось к высокой культуре того времени. Ее соседями были русские княжества, Литва, из которой должно было вырасти большое русское государство. Но Литве поляки помешали вырасти в супергосударство славян. В истории много разных интересных вопросов, и хочется, чтобы их обсуждали, глядя на подлинные вещи. Подобной выставки о Золотой орде еще не было. На ней будут показаны образцы городской цивилизации Золотой орды, которую, кстати, Золотой прозвали сами русские от восторга перед роскошью. Тут есть над чем подумать. Газеты и телевидение насаждают в головы людей разные идеи. Но на выставке человек может плюнуть на то, что ему говорят другие, и сам разобраться: почему эти сосуды такие красивые? Или почему на стенах написаны персидские стихи? Это и есть важнейшая функция музея – показывать подлинные вещи. Именно они дают возможность родиться мысли. Я понимаю, что выставка про Золотую орду вызовет споры, будут слова и «за», и «против», и «с какой стати».

- Вам доводилось знакомить с музеем королей и королев, президентов и прочих руководителей государств. Кто произвел на вас приятное впечатление?

– Многие производили впечатление. Надо сказать, что в музее люди проверяются по-человечески. Произвели впечатление американские президенты. Было заметно, как они готовились к посещению Эрмитажа. Это было заметно по беседам и с Клинтоном, и с Бушем. Я всегда могу понять, знает что-то человек с детства или он подготовился. Они готовились и знали, как и что спросить. Это большое качество. Большое впечатление произвел и президент Франции Ширак. Он хорошо знает культуру России и Востока, искусство Тибета, Сиама. Я водил его по восточным залам, куда мы обычно не водим наших гостей.

– А из российских?

– Шаймиев. Сначала о проведении в Казани выставки просили его помощники, но им я отказал, а потом приехал сам президент Татарстана. У нас есть Гербовый зал – на люстрах нарисованы все гербы российских губерний. Он спросил меня: «А где наш, казанский?» Я ответил, что не знаю. «Пока не найду – не уйду», – сказал он и стал искать. Нашел! Герб был на самой дальней люстре. И когда после этого он заговорил о возможности выставки, я уже не мог отказать.

– Возвращаясь к выставке Эрмитажа в Казани. Не хочется никого обидеть, но как при открытии выставок вы решаете вопросы работы в провинции, которая все-таки остается провинцией?

– Это очень важный вопрос. У нас есть жесткие требования. Например, мы ответили положительно на просьбу сделать Эрмитажный центр в Казани только после того, как провели там три выставки. Сначала президент Шаймиев попросил показать в Казани Перещепинский клад. На просьбу Шаймиева я ответил, что мы этот Перещепинский клад не возим, и если можем привезти, то только при условии, если местный музей будет отремонтирован и будет соответствовать нашим требованиям. У нас есть такая поговорка: «Нам что Лондон, что Казань. Все равно». У нас есть 200 вопросов всех наших служб, и если исполняются все 200 пунктов наших требований, тогда мы едем. Сейчас готовятся несколько выставок Эрмитажа по России, и везде соблюдены наши 200 пунктов. Таким образом, мы еще помогаем «нашему брату» – денег дать не можем, но можем заставить власти сделать ремонт местных музеев. Иногда нам говорят «Зачем нам эта выставка? Дорого же!» Но Эрмитажу никто ничего не платит за них. Но если не видим почтения и настоящего интереса – не едем туда. После наших выставок остаются отремонтированные музеи. Например, в Липецке сейчас такой музей, что в нем могут проводить выставки и другие крупные музеи. В этом смысле провинциализм преодолен, а научного провинциализма как такового нет.