Второе пришествие Гаты Камского

ОТЦЫ И ДЕТИ

— Читал ваши книги, но мы ни разу с вами не разговаривали, – с легким оттенком удивления констатировал Гата Камский, когда во время супертурнира в Софии я подошел к нему договариваться об интервью. Это была чистейшая правда: вероятно, единственный из журналистов, говорящих и пишущих о шахматах, я и вправду не высказал ни слова, когда имена Гаты и его отца Рустема буквально не сходили со страниц шахматных, спортивных и многих иных изданий.

Еще больше было в шахматных кругах разговоров о том, что Камский-старший «неправильно» (Боже, как я ненавидел эту узаконенную партийно-советскую оценку всего, что не вписывалось в предписанные стандарты жизни почти 300-миллионной страны) себя ведет. Не считается с Шахматной федерацией СССР (читай – со Спорткомитетом и, следовательно, с Властью вообще), что лишает Камского-младшего, который родную мать и в глаза не видел, счастливого советского детства, заставляя его сутками сидеть за шахматной доской.

Почему молчал? Да просто помнил из литературы, естественно, отношения Баха-отца с сыном, будущим гением Иоганном Себастьяном Бахом, Моцарта-отца с Вольфгангом Моцартом, а в шахматах – Ласло Полгар, поставившего перед своими тремя дочерьми неслыханную задачу: стать чемпионами мира не только среди женщин, но и по возможности – среди мужчин!! (Позднее этот опыт удачливо повторил Константин Костенюк – отец сами понимаете кого). Наверное, даже наверняка были и неудачные примеры так называемого отцовского деспотизма, но не смел я, не брал на себя право судить, чем стоит и чем не стоит платить за вполне возможную счастливую юность, зрелость, жизнь…

— Детство? Да нет, оно тоже было.

— И в песочнице копался с ребятишками?

— Про песочницу не помню, но в пинг-понг мы играли, спортом занимались. В школу ходил, так что все шло как надо. В общем, ни о чем не жалею. В принципе не о чем жалеть.

— Как отец увидел в тебе шахматиста? Сам ведь он практически в шахматы не играет?

— (Со смехом.) Надо бы его спросить.

— И все же?

— Выбор был такой сделан: бросить музыку, которой я занимался лет с трех, ради шахмат. Думаю, если бы у меня не пошли шахматы, папа нашел бы какое-нибудь другое занятие, чтобы сделать меня заметным человеком. Это была его главная цель.

Цель заслуживала и уважения, и признания, и поддержки: стать для маленького сына нянькой и мамкой, поваром и гувернанткой, менеджером и тренером, Да-да, тренером, очень слабо разбираясь в шахматах. И остаться отцом, прошедшим суровую школу жизни, включая наказание за то, что однажды перенес свои боксерские способности на обыденную жизнь.

Гату ждало воспитание спартанское. Или суворовское, если вспомнить детство тщедушного мальчика, ставшего великим полководцем.

ГЕНИЙ-ОДИНОЧКА

В этом интервью мне не обойтись без дополнений «со стороны». И для того, чтобы напомнить молодым читателям «СС» некоторые обстоятельства жизни и карьеры Гаты Камского, и для того, чтобы хоть как-то представить моего собеседника. Увы, газетная полоса лишена телевизионного «эффекта присутствия», сразу выявляющего очень многое в человеческой душе. И даже интонаций, слышных на радиоволнах, тоже нет. Поэтому придется взять ответственность на себя и передать те чувства, которые испытывал во время нашего разговора.

Побеседовав за долгие годы журналистской работы со многими тысячами людей, я встречал всякое. Бывали разговоры, не выходящие за рамки официоза. Бывали такие, когда собеседнику удавалось играть свою социальную роль, и ничто, даже направленное на него дуло пистолета, не могло бы превратить его в «человека». Бывало, когда нащупывались некие струны и собеседник вдруг возгорался, распахивался, говорил о самом сокровенном: такое дорогого стоило.

Гата в нашем сидении на шикарном диване в новеньком «Гранд-отель София», где проходил турнир, внешне оставался самим собой. Вроде бы спокойным, невозмутимым. Но я мало видел людей, которые так много, охотно и открыто смеялись бы. «Имеющий в руках цветы плохого совершить не может», – написал однажды Поэт, и, по-моему, не может носить за пазухой камень тот, кто так вот смеется. Причем даже в минуты огорчения Камский находил в себе силы для легкой такой насмешки над самим собой. По Талю, именно это качество делает человека Человеком, открыто высказывающим свое мнение, но умеющим выслушивать противоположные доводы.

— Гата, когда ты почувствовал в себе «нечеловеческую» шахматную силу?

(Несколько недоверчивый взгляд).

— Я серьезно.

(Убедившись, что ни насмешки, ни подвоха здесь нет):

— Когда у меня была прежняя форма, лет 10 назад, я играл, безусловно, сильно. Прыжок вверх состоялся в 1993 году в межзональном турнире цикла ФИДЕ в Биле и в межзональном турнире цикла ПША в Гронингене. Там я вышел в претендентские циклы по обеим версиям. После этого начал еще более усиленно заниматься, пошли претендентские матчи, и там и там я дошел до финала и действительно играл хорошо.

— Практически без помощи? Ведь у тебя было много тренеров, и ни с одним из них не сложились длительные отношения…

— Действительно, длительных не было. Но такой не я один. (Чувствуется, что говорить об этом Гате не слишком хочется. – Я.Д.) Все гроссмейстеры первой мировой десятки выросли сами.

— Ну что ты: почти у всех тренеры и секунданты есть.

— У кого?

— У Каспарова – постоянно с ним был Юрий Дохоян. Карпов десятилетиями не расставался с Семеном Фурманом, а после его смерти – с Игорем Зайцевым и Юрием Балашовым. Крамник лет 7–8 сотрудничал с Евгением Бареевым, Топалов вырос под опекой Сильвио Данаилова, Грищук занимался с Анатолием Быховским, Леко – с Аршаком Петросяном…

— Но ведь и у них появляются новые помощники.

— Да, приглашают. На освоение определенных дебютов, для решения конкретных проблем.

– Не знал.

ОТДЫХАЛ ОТ ШАХМАТ 10 ЛЕТ

Тут надо напомнить парадоксальную и печальную ситуацию, при которой в шахматном мире возникли два чемпиона и шли два цикла борьбы за корону – практически при одних и тех же участниках. Тогдашний чемпион мира Гарри Каспаров очень негативно – и по справедливости – воспринимал многие действия тогдашнего президента ФИДЕ Флоренсио Кампоманеса, часто преследовавшего не общешахматные, а свои личные интересы. Но порывисто – ведь в Гарри сочетаются два восточных темперамента, зачастую они ведут к перебору, к 22 очкам! – вышел из системы ФИДЕ, еще не сыграв матча за корону с англичанином Найджелом Шортом.

«Кампа» отреагировал мгновенно: объявил матчем на первенство мира встречу Анатолия Карпова и голландца Яна Тиммана, проигравших в полуфиналах. Те, естественно, согласились. И в мире возник шахматный чемпион по версии ФИДЕ и чемпион без всяких версий – так сказал о себе Каспаров. Он же создал Профессиональную шахматную ассоциацию (ПША), о которой упомянул Камский, и параллельно начали существовать две линии отбора.

Так вот: в них обеих Гата Камский выиграл матчи у таких асов, как Найджел Шорт, Валерий Салов, Вишванатан Ананд, Владимир Крамник. И это – в 21 год. Без серьезной, как уже было сказано, тренерской помощи. Зато самостоятельно работать с компьютером и без него он умел, пожалуй, как никто иной.

— Гата, я помню, как ты играл в Пальма-де-Мальорке на массовом отборочном турнире к чемпионату мира и сидел белыми без двух пешек…

— Да-да, это было с Разуваевым. Нет-нет, с Купрейчиком. Я выиграл эту партию случайно!

— Конечно, без двух пешек без толики счастья не победишь. Но ты все 7 часов сидел за столом, обхватив голову руками, и работал, работал, работал. Так что та удача была воспитана, выстрадана.

— Когда был молодым (мне на секундочку стало смешно слышать это от примерно 185-сантиметрового гиганта, выглядящего лет на 25. – Я.Д.), мог себе такое позволить. А сейчас все чаще прихожу к мысли, что чем больше ты думаешь, тем чаще появляется возможность ошибиться. Почему? Конечно, есть такие позиции, особенно ключевые, когда просто необходимо подумать: найти план, что-то вспомнить, посчитать, наконец. Но все же многие гроссмейстеры стараются сделать ход побыстрее, доверяя своей интуиции. Вот здесь, в Софии, ребята к концу турнира уже устали, и такое замечается все чаще.

— В годы твоей юности отношения между гроссмейстерами, мне кажется, были более антагонистичными, чем теперь. Карпов с Каспаровым, ты с Карповым, Салов с Каспаровым – можно назвать еще много таких противостояний. Сейчас вроде бы в шахматном мире потеплело? Вы вот на пресс-конференциях после каждого тура так мило улыбаетесь друг другу…

— Все же тут больше внешнего. К тому же здесь – не чемпионат мира, не кандидатские матчи, вот все и позволяют себе больше чисто человеческих отношений. А вот когда пойдет борьба за корону… Я читал, что Ботвинник и Корчной даже начинали враждовать с предстоящими соперниками, чтобы лучше с ними бороться. Просто доводили себя до злости.

— А вот Таль и Геллер – никогда.

— Согласен, люди разные.

— Каков же ты сам? Твое к партнерам отношение?

— Я отношусь к сопернику только как к сопернику за доской. Не скрываю, что не люблю Карпова и Каспарова за многие их слова и дела, а с моим поколением гроссмейстеров и с более молодыми у меня совершенно нормальные отношения. Даже в то время, когда мы сидим за шахматной доской.

— Вернемся к прошлому. Твой переезд в США, точнее, невозвращение в СССР, – спонтанное решение или заранее подготовленное?

— Сам я плохо помню, надо бы папу спросить. Пожалуй, подготовленным оно не было, но он все же думал об этом заранее, только никому ничего не говорил. Этот шаг был все же правильным, у меня появилась возможность играть где угодно и сколько угодно без всякой разнарядки Спорткомитета. В результате рейтинг сразу пошел наверх. В СССР я был национальным мастером спорта, а когда мы в 1989 году остались в Америке, то уже через год я выиграл крупный международный турнир в Тилбурге, на который никогда не попал бы, живя в Ленинграде. Мне присвоили звание международного гроссмейстера, рейтинг стал 2650. Так что с разумностью такого шага трудно спорить.

(Есть смысл добавить, что Гате было тогда 15 лет и для такого возраста рейтинг был мировым рекордом.)

— После всех твоих достижений наступил ужасный 10-летний перерыв в шахматах. Ты, уходя, сам верил, что когда-нибудь вернешься?

— Этот вопрос можно много обсуждать, он очень сложен. Во всяком случае, Спасский сказал однажды: «Экстра-класс – он никогда не теряется». Мне не совсем удобно повторять слова экс-чемпиона мира, но тогда я их запомнил.

— А Фишер? Разве его пример не доказывает обратное?

— Во-первых, Фишер уходил на 20 лет. За такое время (со смехом) можно не только шахматный уровень, но и что угодно потерять. Во-вторых, я однажды видел, как Фишер анализировал: гроссмейстерская сила была при нем.

— Но анализ – это не живая игра. В ней нужна энергетика, рука сама не должна давать сбои...

— Да, сразу после возвращения я в первом турнире просто считал варианты. Играл, извините, на одних способностях, на голом таланте. Сейчас уже нарабатывается теория…

— Профессионализм возвращается?

— Именно профессионализм! Хотя нужно еще многое догонять. Но чувствую, что я уже рядом и вот-вот окончательно вернусь. От меня зависит, как скоро удастся это сделать. Постепенно можно все восстановить, всего набраться. Все зависит от того, сколько будешь заниматься.

— Для этого нужны силы. В твоей сегодняшней жизни спорт жив?

— Ой, потерял всю форму. Совсем не занимаюсь, нужно будет снова начать, а то впереди претендентские матчи, иначе не вытяну. Да и жена хорошо кормит…

Тут мы оба, не сговариваясь, похлопали себя по животам, причем Гата очень довольно посмеивался…

ТАТАРСКИЙ ПРИДЕТСЯ ВЫУЧИТЬ

— Где ты нашел жену?

— Папа нашел. В России. Айгуль оттуда, из Казани, окончила мединститут и приехала.

— И ты безропотно согласился с выбором отца?

— (Смех.) Нет, конечно. Мы же все-таки не индусы, которых, говорят, женят родители.

— Верно, Виши Ананда и его Аруну родители сосватали, когда те были еще детьми. Другое дело, что нет, наверное, в мире женщины, которая не загляделась бы на Вишванатана, и уж точно нет на свете мужчины, не обратившего бы внимание на Аруну.

— Ну, Восток – дело тонкое. А нас просто познакомили, и мы понравились друг другу. Нашему сыну Адаму 29 мая будет уже 2 года.

— А дочка будет?

— Как Бог даст. Посмотрим.

— Дома говорите по-русски?

— Конечно. На английском я юридическое образование получал.

— А татарский забыл?

— И не разговаривал никогда. Но хочу изучить и обязательно это сделаю. Что это за татарин, и без языка. Пока только времени не хватает. Тем более что несколько лет назад я открыл в Казани школу. Ездил туда, давал сеансы, общался с ребятами. С удовольствием поехал бы еще. И… помирился бы с Алисой Галлямовой: мы с ней лет 20 назад, еще детьми, из-за чего-то поссорились. Как она? Будет ли играть на Олимпиаде? Я из Софии еду прямо в Турин.

— Нет, играть не будет. Но она в полном порядке, участвует в крупнейшем в мире женском турнире на Северном Урале в июле. Строит дом. Сыну уже лет 15, высокий, почти с тебя ростом. К слову, почему бы тебе не сыграть за казанский клуб «Ладья» на первенстве Европы?

— Никогда такое не пробовал. Там ведь надо играть каждый уик-энд, а из Америки не очень-то налетаешься.

— Ничего подобного! Обычный чемпионат дней на 10–12. Пару лет назад за «Ладью» Каспаров играл.

— Если позовут, почему бы и нет. Да, Рублевский за Казань играет?

— И играет, и живет там тоже. Сыну его – полгода. Но, Гата, давай все же о тебе. В шахматах ты практичен – я имею в виду игру на доске?

— Как выясняется, не очень. Ведь, к примеру, партию второго круга в Софии с Топаловым белыми мог бы настроить на ничью (это обеспечило бы Камскому как минимум дележ первого места. – Я.Д.), а я решил отыграться за первый круг. И проиграл.

А в январе в Вейк-ан-Зее получил отличный урок: играл там, как в американских оpen-турнирах, хотя знал, что делать этого нельзя. Все это надо научиться учитывать и сдерживать себя.

— А в твоей новой адвокатской специальности?

— Не знаю, практики еще не было. После получения диплома нужно еще сдать госэкзамен по законам штата, в котором живешь, получить лицензию. Это еще впереди! А пока – пусть будут шахматы, время у меня еще есть!

ЛИЧНОЕ ДЕЛО