Вечные странники
С чего начинался татарский театр

Генеральная репетиция

По официальной версии, первый публичный спектакль на татарском языке состоялся в Казани 22 декабря 1906 года в помещении Нового клуба (ныне ул. Горького,3). Актеры-любители представили драму турецкого автора Намика Кемаля "Жалкое дитя", а во втором отделении - комедию "Горе от любви", также переведенную с турецкого языка. (До революции театральные представления были традиционно двухчастными, то есть сначала играли полномасштабный спектакль, а напоследок какую-нибудь одноактную пьеску - водевиль или фарс.)

Но фактически первый татарский спектакль был сыгран на широкую публику 5 мая 1906 года в зале союза приказчиков (ныне ул. Б.Красная, д. 29). Разрешение на это испросил у городских властей статский советник Ибрагим Терегулов, входивший в литературно-художественный кружок "Шимбэ" ("Суббота"), который собирался в домах татарской интеллигенции - Ахмеровых, Терегуловых, Саиновых и Габитовых. Обычно - по субботам, отсюда и название кружка. Теперь уже трудно сказать, кому первому из субботян пришла в голову мысль не только устраивать читки вслух новых произведений, но и ставить домашние спектакли. И всем эта идея понравилась.

Первая пьеса на татарском языке была написана, когда понятия "татарский театр" еще не существовало, - в 1887 году. Ее автор - Габдрахман Ильяси. Судя по названию - "Несчастная девушка", - это была мелодрама. Следом появились "Ответ несчастной девушке" Ф.Халиди и первая пьеса Г.Камала "Несчастный юноша". Последний и считается отцом национальной драматургии. Именно пьесы Галиаскара Камала составляли основу репертуара дореволюционных татарских трупп.

Тем не менее первой татарской постановкой домашнего театра субботян стала турецкая пьеса ("Жалкое дитя"), правда в переводе Г.Камала. Почему? "Тогда на татарском книжном рынке театральных книг почти не было, - свидетельствует другой знаменитый субботянин, писатель Фатих Амирхан, - а то немногое, что имелось, было переводом с турецкого языка или подражанием ему. Написанные же для театра произведения господина Г.Камала были неудобны для игры в бумажных декорациях частных домов".

Впервые "Жалкое дитя" сыграли зимой 1903 года в доме Гафифы-ханым Габитовой на Первой Горе (ныне ул. Ульяновых, д.31). Зрителями, в основном, были друзья и родственники кружковцев. Когда же весной 1906 года было получено разрешение на проведение благотворительного публичного спектакля, то, по словам того же Ф.Амирхана, "и участниками, и теми, кто старался для того, чтобы он состоялся, в большинстве своем были оставшиеся в Казани "субботяне" и люди, участвовавшие в "домашних постановках" прежних лет".

Зал союза приказчиков, вмещавший около ста человек, был полон. Представление шло до двух часов ночи и вызвало восторженные отзывы. "Спектакль прошел как новинка для Казани весьма блестяще... - отмечала газета "Волжский курьер". - Ввиду успеха спектакля и несомненной пользы его для мусульман в смысле развития, весьма желательно, чтобы он не стал последним и был повторен в непродолжительное время". Это и было сделано 22 декабря 1906 года в помещении Нового клуба. Накануне по городу были расклеены афиши, и публики собралось столько, что яблоку негде упасть. Этот день и стал точкой отсчета театральной истории татар, а все, что тому предшествовало, в том числе спектакль, показанный 5 мая 1906 года, назвали "генеральной репетицией".

К свету!

Впрочем, известно и о более ранних попытках организовать публичные спектакли на татарском языке. Например - в Оренбурге. Еще в 1905 году выпускник Казанской учительской школы Ильяс Кудашев-Ашказарский организовал здесь небольшую, но сильную труппу из актеров-любителей и с энтузиазмом взялся за постановку пьесы А.Островского "В чужом пиру похмелье", которую сам же и перевел на татарский язык. Больше того, действие пьесы он перенес в татарскую среду, а всем персонажам дал татарские имена. Уже был назначен день премьеры - 3 декабря 1905 года, но мусульманское духовенство воспротивилось этому, и спектакль не состоялся. Лишь спустя полгода после первого публичного спектакля в Казани Кудашев-Ашказарский повторит этот опыт в Оренбурге. В спектакле "Свет и тьма" (второе название пьесы А.Островского "Ученье - свет, неученье - тьма") дебютировал один из первых татарских актеров Валиулла Муртазин-Иманский.

В мае 1907 года оренбургская труппа впервые выезжает на гастроли по городам Поволжья. В Нижнем Новгороде в нее вступает первая женщина - Сахибжамал Гиззатуллина-Волжская (до этого все женские роли играли актеры-мужчины). Волею судьбы там же, на Макарьевской ярмарке, где выступали татарские артисты, окажется в поисках работы молодой человек по имени Габдулла Кариев. С ярмарки он уедет вместе с труппой и всю оставшуюся жизнь (увы, недолгую) посвятит татарскому театру.

"Первая в России труппа мусульманских артистов драмы под руководством И.Б.Кудашева-Ашказарского" вскоре сменит свое длинное и невыразительное название на короткое и звучное -"Сайяр", что означает "странствующая" (по легенде, это название предложил Габдулла Тукай, друживший со многими артистами). И оно окажется пророческим. Несмотря на то, что с осени 1908 года труппа базировалась в Казани, в жизни татарских актеров по-прежнему не было ничего стабильного - ни устроенного быта, ни постоянного заработка... Однако неизменным оставался девиз труппы - " К свету!". После короткой передышки актеры вновь грузили на телегу свой нехитрый домашний скарб, служивший одновременно театральным реквизитом, и колесили по российскому бездорожью - от одной деревни к другой, с ярмарки на ярмарку. Главным богатством труппы "Сайяр" были сами актеры-самородки, которые играли по наитию, руководствуясь каким-то шестым чувством, которое подсказывало им, где кончается правдоподобие, имитация жизни и начинается художественная правда. В репертуаре труппы были пьесы Г.Камала, Ф.Амирхана, Г.Исхаки, русская (Н.Гоголь, А.Островский) и зарубежная классика (Ф.Шиллер, Мольер).

Именно эта плеяда - И.Кудашев-Ашказарский, В.Муртазин-Иманский, С.Гиззатуллина-Волжская и Г.Кариев - стояла у истоков татарского профессионального театра. Каждый из них был яркой и разносторонне одаренной творческой личностью. Кудашев-Ашказарский, кроме того, что был актером и талантливым антрепренером, прекрасно пел, играл на нескольких музыкальных инструментах. Габдулла Кариев в одном лице был художественным руководителем, режиссером и ведущим актером труппы. Все, кто видел его на сцене, отмечали, что он не играл, а "жил" в образе. Внешность Гиззатуллиной-Волжской была под стать тем лирическим героиням, которых она играла, - невысокого роста, хрупкая, с большими выразительными глазами, красивым грудным голосом. Не секрет, что в числе поклонников ее таланта и женской красоты был Габдулла Тукай, посвятивший первой татарской актрисе вдохновенные поэтические строки.

Каждый из них отдавал себя театру целиком, без остатка... Вместе с тем понятно, что у них были непростые характеры и со временем творческое взаимопонимание давалось им все труднее и труднее. Первым ушел Кудашев-Ашказарский. (Впоследствии он организует еще несколько татарских трупп, но, в конце концов разочаровавшись в театре, отдаст предпочтение музыке и уйдет на эстраду.) А спустя несколько лет, в 1912 году, из-за возникших творческих разногласий труппу "Сайяр" покидает Гиззатуллина-Волжская. В Уфе актриса набирает свою труппу, которая начинает выступать под названием "Нур" ("Луч") и вскоре приобретает не меньшую известность, чем труппа "Сайяр". Третья овеянная легендарной славой татарская труппа "Ширкат" ("Товарищество") была создана В.Муртазиным-Иманским в 1915 году в Оренбурге.

А тем временем в труппу "Сайяр" приходят Карим Тинчурин, Зайни Султанов, Гульсум Болгарская, Нагима Таждарова, Камал I, Камал II, Фатима Ильская... Каждый из них оставил свой яркий след в истории татарского театра.

Весной 1917 года Г.Кариев организует поездку труппы "Сайяр" в Москву, на спектакли Московского Художественного театра. И тогда же состоялась встреча татарских актеров с Константином Сергеевичем Станиславским. О чем они говорили - доподлинно неизвестно. Но явно под впечатлением этой встречи Г.Кариев вскоре ставит на татарской сцене "Мещан" М.Горького и "Вишневый сад" А.Чехова.

К сожалению, сведения о первой чеховской постановке крайне скудны. Спектакль прошел всего один раз, и рецензий на него не появилось (единственное печатное сообщение - анонс предстоящего спектакля в газете "Кояш"). Из воспоминаний актрисы З.Тинчуриной лишь известно, что в центре сценической композиции был образ Лопахина в исполнении Г.Кариева, вокруг которого выстраивался весь ансамбль. Несмотря на то, что пьеса ставилась "в подражание спектаклю Московского Художественного театра", концептуально это расходилось с постановкой МХТ, где главной фигурой была Раневская в исполнении О.Книппер-Чеховой. И все же целостное представление о спектакле составить довольно сложно. Но уже сам факт обращения к самой зрелой пьесе Чехова свидетельствует о высокой творческой планке дореволюционного татарского театра.

Зрителей не выбирают

"Вишневому саду" суждено было стать одной из последних постановок сайяровцев. Летом 1918 года в связи с боевыми действиями в Казани труппа сворачивает свою деятельность, и многие актеры в поисках лучшей доли покидают город.

Лишь весной 1921 года Казань снова становится для них центром притяжения. Здесь создается Первый государственный показательный драматический татарский театр. Его творческое ядро составили актеры труппы "Сайяр" и частично "Нур". К сожалению, Габдулла Кариев до этого дня не дожил, и во главе первого татарского стационарного театра становится его ученик - Карим Тинчурин, начинавший в труппе "Сайяр" актером и здесь же нашедший свое истинное призвание как драматург. И вот теперь, находясь в расцвете творческих сил, он пишет одну за другой свои лучшие пьесы - "Американец", "Угасшие звезды", "Казанское полотенце", "Голубая шаль", "Без ветрил" и другие. С одной стороны, их отличали простота, бесхитростность сюжета, с другой - это действительно была подлинно национальная драматургия, пронизанная фольклорными мотивами и сочным народным юмором, с целой галереей ярких, запоминающихся образов. Успеху этих постановок способствовали также мелодии Салиха Сайдашева, с первых дней заведовавшего в театре музыкальной частью.

Особую любовь татарских зрителей начиная с первой постановки в 1926 году завоевала, пожалуй, самая непритязательная из тинчуринских пьес - "Голубая шаль". Многие пытались разгадать этот феномен. Случалось, театр и поругивали за то, что он идет на поводу у "нетребовательного" зрителя, заигрывает с ним. Но, думается, все несколько сложнее.

Зрителей, как и времена, не выбирают. Если дореволюционный татарский театр был, по сути, театром демократической интеллигенции, причем той ее части, которая была блестяще, часто европейски образованна, то в 1920-е годы в театр пришла совсем другая публика, наделенная, так сказать, природным демократизмом. Этот зритель часто не владел даже обычной грамотой, не говоря уже о театральных азах. А постигались они именно на таких постановках, как "Голубая шаль"... Впрочем, эта музыкальная комедия и поныне остается в репертуаре Татарского академического театра, и не только как образец национальной классики, но и как своеобразный талисман, как чайка на занавесе Московского Художественного театра.

Татарский драматический театр, зародившись в начале XX века на любительских подмостках, на представлениях полубродячих трупп, уже на рубеже 1920-1930-х годов утвердился как яркое, самобытное и многоликое художественное явление. В этот период, кроме Казани, татарские труппы работали в Москве, Ленинграде, Астрахани, Оренбурге, Екатеринбурге, Уральске, Троицке, Челябинске, Кустанае, Павлодаре, Семипалатинске, Петропавловске, Омске, Томске, Орске, Ташкенте, Самарканде, Бухаре, Хиве, Бишкеке, Алма-Ате, Самаре, Ижевске, Баку и других городах. По сути, каждая татарская диаспора имела свой театр.

Конечно, впереди были новые испытания - войной, сталинскими репрессиями, брежневским застоем, горбачевской перестройкой... На каждом из этих этапов деятели татарского театра тоже заплатили высокую цену за свое право жить служением искусству. Но коль скоро в эти дни мы отмечаем столетие татарского театра, представляется особенно важным прикоснуться именно к его истокам. К тому, что неизбежно подернулось дымкой времени, но не должно стереться из памяти.