В Чистополе Пастернак начал писать "Доктора Живаго"

В годы Великой Отечественной войны - с 18 октября 1941 года по 25 июня 1943 года - в скромном особняке города Чистополя в эвакуации жил и творил писатель, поэт, лауреат Нобелевской премии Борис Пастернак. "Я тут около года, - писал он осенью 1942-го, - перевел "Ромео и Джульетту", избранный томик польского поэта Словацкого и начал пьесу". Сцены из пьесы, о которой идет речь, в будущем вошли в известный роман "Доктор Живаго".

- Пастернак эвакуировался из Москвы не сразу, - рассказывает Рафаил Хисамов - старший научный сотрудник Мемориального музея Пастернака в Чистополе, - а с последней группой писателей и поэтов. В их числе были Константин Федин, Анна Ахматова, Самуил Маршак, Леонид Леонов. К их приезду в городе образовалась большая писательская колония. Жена Пастернака - Зинаида Нейгауз к тому времени уже работала сестрой-хозяйкой в детском интернате Литфонда и жила при нем вместе с сыновьями - Ленечкой Пастернаком и Станиславом Нейгаузом.

Приличные апартаменты в доме № 75 по улице Володарского (сейчас дом № 81 по улице Ленина) Пастернаку предоставил Перец Маркиш - видный еврейский поэт, прозаик того времени, который по приезду в Чистополь решил перебраться в Среднюю Азию.

В этом скромном, в три окна, двухэтажном особняке во время войны жила семья Вавиловых. На втором этаже они занимали большую комнату, а в маленькой квартировал Пастернак. Сейчас здесь такая же атмосфера, как в годы Великой Отечественной войны. Представлены типичные предметы эпохи: керосиновая лампа, черная тарелка репродуктора и даже личные вещи поэта: чернильница и подстаканник. Создатели экспозиции стремились детально воспроизвести интерьер, а помогло то, что Вавиловы, как выражались тогда, сдавали комнаты с мебелями.

"Жизнь Бориса Леонидовича в Чистополе не была "сладкой пайкой", - вспоминал позднее драматург Гладков. - В бытовом отношении ему жилось хуже, чем большинству писателей. В неудобной комнатушке всегда было холодно из-за какого-то нелепого расположения печей. Пастернак жаловался, что у него, когда он пишет, зябнут пальцы. Ходить приходилось через кухню общего пользования, где шумели три примуса. Иногда, чтобы температура сравнялась, писатель открывал дверь на кухню. Часто к шуму примусов присоединялись звуки патефона: хозяйка Вавилова по нескольку раз на дню крутила пластинку "У самовара я и моя Маша". Это очень отвлекало от работы".

По воспоминаниям сына Евгения Борисовича, отец привез с собой в Чистополь два договора на переводы - "Ромео и Джульетты" и сборника польского поэта Юлиуша Словацкого. По приезду он сразу приступил к Шекспиру. Конец работы был ознаменован публичным чтением трагедии в Доме учителя. "Сегодня, 26 февраля, Борис Леонидович читает свой перевод "Ромео и Джульетты", - строки из книги Александра Гладкова "Встречи с Пастернаком". - Билеты платные: по 4 и 5 рублей. Сбор идет на подарки солдатам Красной Армии. Под вечер в городе авария электростанции, и свету нет. Пастернак читает, освещаемый двумя керосиновыми лампочками". Затем Борис Леонидович, пытаясь осмыслить "ход веков" русской истории, написал вчерне и прочитал друзьям пьесу "В советском городе" (позднее название - "На этом свете"). Но она очень испугала слушателей. Однако из этой пьесы, уничтоженной в Чистополе, сохранились третья и четвертая сцены первого действия, впоследствии использованного в романе "Доктор Живаго". Таким образом, Чистополь стал для Пастернака своего рода духовным пунктом переосмысления своего драматического опыта и былых иллюзий.

"Я в большом долгу перед Чистополем, - писал в 1951 году Борис Леонидович чистопольским школьникам. - Я всегда любил нашу глушь, мелкие города и сельские местности больше столиц".

---