Бесприютная судьба поэта

Апрель традиционно считается в Татарстане месяцем Габдуллы Тукая - не только одного из самых ярких деятелей национальной культуры XX столетия, но и, наверное, первого татарского поэта Нового времени, создавшего неповторимый художественный образ Казани, воспевшего ее легендарное прошлое.

К сожалению, время безжалостно даже к памяти народных героев. Современные представления о личности поэта искажены постоянно меняющимися идеологическими предпочтениями и эстетическими вкусами. Сегодня Тукай в общественном сознании - просто обезличенный символ татарской культуры, запечатленный в памятниках, музеях, названиях улиц и административных районов, почти обожествленный миф, не подлежащий переоценке. Все это глубоко противоречит не только творчеству, но и судьбе поэта, который всю свою короткую жизнь задавался, казалось бы, неразрешимыми вопросами, терзался постоянной рефлексией и мучительными пессимистическими настроениями и был просто очень скромным, непритязательным человеком.

Он вернулся в Казань осенью 1907 года - в пору радужных надежд и ожиданий удивительных свершений. Позади - сиротское детство, приемные родители и едва запомнившаяся жизнь в Новотатарской слободе, семья заботливой сестры Газизы в Уральске, учеба в медресе, работа в татарской прессе и уже нарождающаяся слава выдающегося поэта.

Нельзя сказать, что молодого литератора казанцы встретили как желанного гостя. Губернский центр начала XX века жил своей бурной, довольно жесткой конкурентной жизнью. Старотатарская слобода Казани, в которой схлестывались амбиции и аппетиты мусульманских предпринимателей всей России, быстро превращалась в центр национальной светской культуры, где соревновались и блистали талантами первые татарские поэты, писатели, драматурги, публицисты. Тукая манил этот живой, задорный и могучий мир. Недаром еще перед отъездом из Уральска в стихотворении “Пара лошадей” он с восторгом писал о будущей встрече со “светозарной” Казанью - очагом науки, искусства и просвещения. Вот почему, приехав наконец в столицу татарского мира, Габдулла поселился в гостинице “Булгар”, находившейся на углу Московской и Евангелистовской улиц (ныне ул. Кирова, 59/14).

Это был деловой район Старотатарской слободы с крупным восточным рынком - Сенным базаром, с комплексами доходных домов, где размещались гостиницы, издательства, редакции газет и книжные магазины - в общем все, что манило воображение молодого провинциального поэта. Но самое главное - здесь жили его единомышленники - такие же бывшие шакирды, страстно мечтавшие о коренном преобразовании векового уклада национальной жизни. Номера “Булгар”, которые держал в доме Мухаметшакира Казакова богатый предприниматель, крестьянин деревни Альдермыш Фаткулла Ахмадуллин, в силу своей дешевизны являлись излюбленным местом жительства татарской интеллигенции. Здесь она получала не только ночлег и бесплатный чай, но и гарантированную работу - офисы многочисленных национальных изданий, различные торговые конторы и заведения также располагались в этом доме.

Вот и Тукай снял небольшую, всего в 10 квадратных метров, комнату под № 40 на третьем этаже гостиницы. Обстановка ее не отличалась особым удобством и разнообразием. С правой стороны вдоль стены, выкрашенной темной краской, располагалась кровать, у единственного окна стоял стол да у дверей вешалка для одежды. Можно сказать, что в этих “апартаментах” прошла почти вся жизнь поэта, книги которого выпускались огромными тиражами и мгновенно сбывались на рынке по достаточно высоким ценам. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Тукай был по-настоящему выдающейся личностью, с особым мироощущением и образом жизни, чье поведение и поступки не всегда вписывались в привычные социальные стереотипы и представления. Впоследствии все его друзья и современники, вспоминая первую встречу и знакомство с Тукаем, подчеркивали несоответствие реального внешнего облика поэта с тем образом, который возникал у читателей при знакомстве с его творчеством. Многие казанские литераторы были буквально поражены тем, что автором мудрых, смелых и по-настоящему талантливых стихов оказался невысокий, хрупкий, плохо одетый, странноватого вида молодой человек.

Интересное воспоминание о поэте оставил один из его соратников, редактор и издатель газеты “Эль-Ислах” Вафа Бахтияров. Он писал: “Тукай был небольшого роста, худой. В его левом глазу имелось едва заметное белое пятнышко, а руки своими размерами и мягкостью напоминали руки тринадцати-четырнадцатилетней девушки. Он был немногословен. Любил говорить дипломатично, тщательно обдумывая каждое слово, вкладывая в него глубокий смысл. Часто Тукай был задумчивым, но о своих размышлениях никому не рассказывал. В то же время в нем не ощущалось скрытности, лицемерия, как и не было привычки лгать и обманывать. Напротив, прямо говорил то, что думает... С симпатичными ему людьми любил побалагурить, пошутить, посмеяться. С малоприятными или совсем ему незнакомыми не просто молчал, но и даже не старался показать хорошего отношения. Многие люди, пришедшие познакомиться и пообщаться с поэтом, порой терялись и расстраивались от его молчания и холодности”. Примерно так же оценивали личность Тукая и другие его современники.

К сожалению, в советской историографии был сконструирован не соответствующий действительности образ могучего трибуна-поэта, искушенного общественного деятеля, чуть ли не в одиночку ведшего свой народ к прекрасному будущему. Творчество художника усиленно подгонялось под идеологические стандарты того времени. Многочисленные исследования доказывали, что поэт твердо стоял на “революционно-демократических” позициях, боролся против эксплуататоров и религии. Его лиризм, глубокие личные переживания и сомнения уже не принимались в расчет. Каждый год в апреле у памятников и бюстов Тукая стали раздаваться дежурные речи о партийности, народности, пролетарском интернационализме и многом другом, о чем молодой Габдулла не имел никакого понятия.

Сегодня стихи Тукая по-прежнему остаются грозным идеологическим оружием, в котором ищут для себя оправдание и поддержку власть и социальные низы, несгибаемые атеисты и духовенство, самые полярные политические силы - от коммунистов до крайних националистов. Так выхолащивается поэзия, оставляя голые цитаты, а вместо живой памяти красуются лишь бронзовые монументы.

Габдулла Тукай не заслуживает такой участи. Он не был ни политиком, ни умудренным общественным деятелем. Его единственным призванием оставалось только поэтическое творчество. Вообще, пять с половиной лет, прожитых поэтом в Казани, не были богаты какими-то очень яркими событиями. Внешне его жизнь протекала тихо и незаметно. Работа в молодежной газете “Эль-Ислах”, служба экспедитором в товариществе “Китап”, затем вновь редакторский труд в журналах “Яшен” и “Ялт-Йолт”. Вечерами в насквозь прокуренном номере - бесконечный наплыв “гостей”, от которых просто некуда скрыться, а ночами бдения над листом бумаги, творческие муки и озарения. Он просто в силу своего характера не мог быть ангажированным политическим деятелем. Обидчивый, гордый, не терпевший словесной эквилибристики и притворства, Габдулла сторонился больших компаний, предпочитая свободное время проводить в играх с детьми или в полном одиночестве. Порой он безвылазно находился в гостинице. В хорошем настроении часами разгуливал из одного конца коридора в другой, а в подавленном состоянии подолгу лежал на кровати в номере. И хотя Тукай старательно избегал женского общества, он, по собственному его признанию, все же мечтал создать семью, чтобы спастись наконец от навязчивых товарищей, постоянно толкавшихся в никогда не закрывающемся номере поэта, от унылого гостиничного быта, от душевного одиночества, от надвигающейся смертельной болезни.

Как политик или идеолог Тукай практически не интересовал даже сверхподозрительное жандармское управление, которое занималось в основном “антиправительственной” деятельностью Г.Исхаки, С.Рамиева, М.Гафури...

Куда более насыщенной и напряженной была внутренняя, духовная жизнь Габдуллы. В его поэтическом сердце находило отклик все, что происходило в окружающем мире. Здесь осуществлялись по-настоящему великие открытия и свершения. В Казани из-под пера художника вышли стихотворения “Родной язык”, “Национальные мелодии”, “Надежда”, поэмы и сказки “Шурале”, “Сенной базар, или Новый Кисекбаш”, “Водяная”, “Мороз” и многие другие произведения, обессмертившие его имя. Огромная прижизненная популярность поэта объясняется тем, что он не боялся задавать самому себе и своим современникам злободневные вопросы, критиковать недостатки национальной жизни. Противоречивый, мятущийся, страдающий Тукай отразил в творчестве духовное состояние всего татарского народа, искавшего свое место в стремительно меняющейся России ХХ столетия.

Поэзия Тукая совершенно свободна от социальной или классовой неприязни, несмотря на то, что под прицелом его сатиры часто оказывались представители буржуазии и духовенства. Читатели понимали, что поэт нетерпим не к отдельным людям и сословиям, а к дурным человеческим качествам и общественным привычкам. Его возмущало бездушие богатства, невежество нищеты, фальшивая набожность, бессмысленность и эгоизм политических игр. Кстати, большинство из тех, кого Тукай беспощадно высмеивал в стихах, совсем не держали зла на поэта. В трудное для себя время Габдулла сумел опубликовать в издании своего извечного оппонента Ахметзяна Сайдашева стихотворную рекламу чайной фирмы “Караван” и получить за это неплохие деньги. Известно, что почти все духовные деятели и крупные мусульманские предприниматели Казани имели в личных библиотеках сочинения поэта и являлись искренними почитателями его таланта.

Тукая любили не только за социальную сатиру. С помощью вечных тем и образов он создавал единое для всех татар литературное, эстетическое пространство, в котором сплетались древний национальный фольклор, история, родной язык, картинки непритязательных аулов Заказанья, прекрасный облик общетатарской столицы - Казани, с ее минаретами, вечерним азаном, шумным Сенным базаром и сказочным озером Кабан...

Сегодня, отдавая дань памяти всенародному любимцу, искреннему певцу правды и национального единства, необходимо сделать так, чтобы за формальными мероприятиями и словами бесприютная судьба поэта не получила своего продолжения. Вот уже много лет в самом центре города зияет пустыми глазницами окон заброшенное здание номеров “Булгар” - казанское пристанище Тукая и других его великих современников, как нельзя лучше характеризующее состояние исторической памяти “благодарных” потомков.