Езда в гору на велосипеде

Татарский академический театр оперы и балета имени М.Джалиля в середине лета закрывают на реконструкцию. По самым благоприятным прогнозам, она продлится полтора года. Времена нестабильности придется пережить. Как? Можно сказать, что в эти дни руководство театра принимает “антикризисную программу”, которая поможет сохранить в творчески адекватном состоянии труппу и не растерять зрителя. Именно с забот, связанных с вынужденным перерывом в работе на стационаре, началась наша беседа с директором театра Рауфалем МУХАМЕТЗЯНОВЫМ, который, по мнению профессионалов, сейчас является одним из самых успешных театральных топ-менеджеров Европы.

- Рауфаль Сабирович, реконструкция сейчас, как я понимаю, самая большая ваша проблема?

- Я бы сказал, комплекс вопросов, связанных с ней. Реконструкция - это один из аспектов. Нас ждут впереди колоссальные трудности, потому что важно сохранить творческий потенциал театра, ведь сегодня он высок как никогда. В своем развитии за последние годы мы подошли к пику, и именно на этом пике следует вынужденная остановка.

- То есть вы боитесь этой реконструкции?

- Нет, слово “боязнь” здесь не подходит. Реконструкция здания - жизненная необходимость. В нынешних условиях другого пути у нас нет, просто задача предстоит неимоверной сложности. Где выпускать новые спектакли? Где их прокатывать? Потому что, если мы не будем это делать, весь накопленный потенциал придется набирать заново. Театр - такая конструкция, ее можно собирать по крупицам годами, а разрушить за один месяц. Конечно, окончательного ответа на вопрос, как мы будем жить в этот период, пока нет. Мы рассматриваем имеющиеся казанские площадки, где можно было бы репетировать и частично прокатывать нашу продукцию. Но ведь нам нужны особые условия - оркестровая яма, специально оборудованная сцена, чтобы установить декорации. Ищем компромиссы, но всему есть предел, мы не сможем исполнять оперы только в концертном варианте или представлять балет под фонограмму. Времени на размышления осталось немного, когда мы выйдем из отпуска, театр уже закроется. Естественно, будет увеличиваться объем гастролей за границей. На половину срока, до лета 2004 года, вопрос с поездками решен, остается продумать вторую половину. Пока мы гастролируем в Европе десять лет и даем за год от семидесяти до ста представлений, умножьте эту цифру на семьсот, восемьсот, когда тысячу человек, сидящих в зале. Представляете, какое количество рецензий мы получили, какое количество людей узнало о Татарстане?

- А по России гастроли планируются?

- Да, мы об этом думаем, но поездки по стране дороже, чем гастроли за границей. До лета программа будет сформирована, и, я надеюсь, бюджет будущего года будет строиться с учетом всех наших трудностей.

- Как я понимаю, Шаляпинский и Нуреевский фестивали на будущий год отменяются?

- Нет, я бы так вопрос не ставил, потому что фантазия не имеет границ, и могут появиться самые неожиданные формы и варианты. Фестивали в период реконструкции мы бы хотели проводить.

- А источники финансирования будущего преображения театра определены?

- Да, и это был один из самых главных вопросов, к счастью, он решился. Часть денег - это федеральные. Часть средств поступит из бюджета республики. Как точно они будут поступать... Посмотрим. Строители уже ведут свои работы, но и мы стараемся максимально использовать оставшиеся месяцы для выпуска новых спектаклей. Сейчас в работе три постановки, которые поедут на гастроли. Это две оперы - “Набукко” Верди, “Искатели жемчуга” Бизе и балет на музыку Грига “Пер Гюнт”. Постановочные группы сформированы, в них очень много иностранцев, это англичане, австралийцы, голландцы, итальянцы, болгары, но совместная постановка только одна - “Искатели жемчуга”, мы делаем ее вместе с голландцами. Остальные два спектакля целиком на наших плечах. Немножко тяжеловато, но когда театр уже взял определенную художественную планку, ее не хочется опускать ниже.

- Через два года откроется обновленный театр, что он будет из себя представлять?

- Этот вопрос, прежде всего, касается его класса. Конечно, планка у нас высока, но поднять ее еще выше хочется, и творческие возможности для этого есть. За границей мы получаем рецензии, отзывы, не хуже, чем Мариинский и Большой театры. Мы максимально используем те средства, что дает нам государство. И что получается? Мы живем в миллионном городе, и зрелища составляют необходимую часть нашего существования. Но я могу сказать с определенной озабоченностью и тревогой, что профессиональный спорт в финансовом плане занимает более выгодную нишу, чем классическое искусство. Да, он, безусловно, важен, я сам воспитывался практически на всех игровых его видах, в городе все это было доступно. Конечно, спорт снимает напряжение, но часть публики во время спортивных соревнований становится агрессивной. Посмотрите, какое количество милиции бывает на разного рода соревнованиях. Для энергетической сбалансированности нужна адекватная духовная пища. Классическое искусство, не попса и не шоу, микширует агрессию. Но у нас здесь есть дисбаланс. Мы только что называли с вами количество людей, побывавших за десять лет на наших гастролях. Можно было бы поспорить, что больше дает пропагандистский эффект - наши выступления или игра футбольной или баскетбольной команды. Финансирование театра стоит так далеко от тех денег, что выделяются на содержание наших спортсменов. Я реалист, понимаю необходимость спорта, его престижность, но искусство тоже требует внимания. Существуют приоритетные жанры, и не случайно в декабре прошлого года Путин издал приказ о развитии музыкального искусства в России. Кто сегодня уходит из страны на Запад? Музыканты, певцы, артисты балета.

Приведу простой пример. Для того чтобы попасть в обычный оркестр, человек должен проучиться шестнадцать лет. Учебу его оплачивает государство. И этого музыканта, не тратя на его учебу ни доллара, западная страна может купить. Мы даже порой не знаем фамилии тех людей, которые уезжают от нас и становятся примами и первыми скрипками. Их покупают прямо с учебной скамьи. Кого мы сейчас знаем из солистов Большого театра? Все давно уже уехали. Если вспыхивает “звезда”, она держится в труппе год-два, потом ее перекупают. А что говорить про провинцию? Уезжают самые лучшие. Конечно, инициатива Путина как-то решит проблему в столице, а что будет в провинции?

- То есть перемены и у нас должны наступить?

- Я надеюсь. Мы ведь не требуем тех же средств, что дает Президент России Большому и Мариинскому театрам. Нас устроит сумма в десять раз меньше. Но мы должны уйти от понятия провинциального театра, у нас есть все творческие предпосылки, чтобы соревноваться с Большим и Мариинкой. В Казани может быть свой театр такого же уровня! У нас в городе есть все учебные заведения, чтобы готовить кадры, труппа имеет высочайший потенциал, театр реконструируется. Мы уже давно работаем со “звездами”, которые выступают на лучших сценах мира. Вот сейчас в “Набукко” публика может услышать Ванеева, Крутикова (он работает в Нью-Йорке), Казакова, который служит в нашем театре и в Большом. У нас много постановок, где участвуют солисты мирового уровня, главное, чтобы этот процесс стал непрерывным. Конечно, мы финансируемся лучше многих театров в России, справедливости ради хочу сказать, что в самые финансово трудные годы именно Президент и правительство были гарантами развития профессионального искусства в Татарстане. Финансирование у нас стабильное, но опера и балет - очень дорогие жанры. На посредственные спектакли публика даже бесплатно может не прийти. Мы просто все это уже проходили. Когда я пришел в театр, средняя посещаемость была тридцать процентов, а были спектакли, на которых в зале просто никого не было.

- Вы пришли в оперный в начале 1981 года. Когда случился перелом и зритель пошел в театр?

- Через два года зритель пошел. Пришлось предпринять очень большие кадровые перемены. Это было по всем подразделениям. В театре каждая специальность в определенное время может стать ключевой. Это может быть и старший машинист сцены, и художник-декоратор, которого мы искали много лет и пригласили из Красноярска. В театре штучные профессии. Мы постоянно решаем проблему формирования труппы, в то время она по всем направлениям была недоукомплектована. Потом пошли акции, которые привлекли большое внимание зрителя и критики - Шаляпинский и Нуреевский фестивали. Еще одной необходимой акцией стали гастроли в Москве летом 1986 года. Затем мы одними из первых вошли во Всесоюзный эксперимент по новым условиям хозяйствования. И, наконец, 1993 год - первые масштабные гастроли в Европе, которые затем стали регулярными каждый сезон.

- Рауфаль Сабирович, вы одним из первых перешли на контрактную систему, о ее полюсах и минусах уже можно сказать?

- При контрактной системе больше обязательств, это касается той и другой стороны. Предположим, солист знает, что он в течение сезона должен отработать определенное количество спектаклей. Мы, в свою очередь, эту возможность обязаны ему предоставить. Конечно, контрактная система возможна с высококлассной труппой.

- Театр иногда упрекают в том, что он не растит своих солистов, поют чаще приглашенные...

- Что такое свой? Сосед по лестничной площадке? Мы не подходим по этому принципу. У нас поют выпускники Казанской государственной консерватории Казаков, Мазуренко, Мачин, Губайдуллина и другие, они выдержали конкуренцию со столичными “звездами”. Но и они могут в Казани не задержаться, к сожалению.

Кстати, Мариинский и Большой театры работают с приглашенными, как и другие театры, занимающие ведущее положение в мире. Это принцип построения зрелища, вопрос только в том, на какой срок приглашают солиста и какие деньги ему платят. Опера и балет - это, прежде всего, многожанровые коллективы. Их фундамент - кордебалет, хор, оркестр. И только на вершине этой пирамиды находятся солисты. Иногда “звезду” легче пригласить, чем сформировать свой коллектив с хорошим стилем. Но, к сожалению, никто не знает людей, которые десятками лет честно и профессионально работают в хоре или кордебалете. У этих людей невысокие зарплаты, они у нас не получают квартиры. Очередь не движется. Фамилии “звезд” на слуху, они могут пойти к чиновникам и попросить жилье, и им помогут, а кто знает артистку кордебалета?.. А ведь она также делает эту красоту, которой рукоплещет публика. По моему мнению, талантливые солисты сами должны зарабатывать себе на квартиры, а вот тот, кто таких денег никогда не получит, пусть это жилье имеет бесплатно.

- Успех у публики во многом зависит от репертуара. По каким критериям он формируется?

- Наши жанры консервативны. В мире имеется всего несколько десятков названий, которые являются хитами. За границей публика знает три-четыре русских оперы и балета. Это надо учитывать. А быть новаторами - достаточно рискованное дело.

- Но “Искатели жемчуга” - редко идущая опера.

- Я вам больше скажу: “Набукко” за свою историю ставится в России всего третий раз. В Мариинском театре она идет в концертном исполнили, недавно этот спектакль поставили в Большом, и больше нет. Мы же привлекли к работе людей, имеющих к этому репертуару интерес, наши идеи совпали с идеями режиссера и дирижера, и на Западе есть заинтересованность этими постановками. Так что на успех надеемся всерьез. Что касается национального репертуара, эта работа ведется постоянно. Балет “Сказание о Йусуфе” номинируется на Государственную премию России, в ближайшее время завершится работа над оперой, музыку к которой пишет Резеда Ахиярова, либретто создано Ренатом Харисом. Работа над национальным репертуаром требует огромной собранности, ведь в мгновение ока такие полотна, как опера и балет, не создаются.

- Если мы вспомним ваши юношеские годы, я бы хотела задать вопрос: почему вы выбрали после школы КХТИ, ведь вы же человек музыкальный, мама у вас была певица.

- А это очень модно было - идти в КАИ или КХТИ. Учился в школе в математическом классе, учился хорошо, так что проблем куда поступить у меня не было. И это время в вузе у меня не было потерянным, я там тоже занимался искусством. Начал работать директором студклуба. И потом, у меня всегда было точное мышление, что институт еще и развил. На сегодняшней моей должности это очень помогает, потому что постоянно приходится решать задачи. В сегодняшней России при назначении людей на разного рода руководящие должности я бы спрашивал их: какие практические задачи вам приходилось решать?

- При вашей загруженности удается поиграть на рояле?

- Когда я в Казани, стараюсь каждый день садиться за рояль. Только ежедневные занятия дают удовольствие, в противном случае перестаешь чувствовать звук. Играю джаз и классику. Для меня занятия музыкой - это релаксация. Садишься за рояль - и все меняется.

- У вас было комсомольское прошлое...

- Было. Но не было бы его, в партию не приняли бы, и никаким директором театра не стал бы. С позиций сегодняшнего дня могу сказать: молодежное движение необходимо. Это хорошая жизненная и профессиональная школа, кто-то стал чиновником, руководителем, кто-то нет, но польза была всем.

- Если бы сейчас выбирать место работы, пошли бы директором драматического театра?

-Я благодарен судьбе, что два года проработал директором драматического театра, но высший авторитет для меня - музыка.

- Сколько часов длится ваш рабочий день?

- По-разному. Продуктивность зависит не от количества часов, проведенных в театре, а от тех решений, которые принимаются.

- По какому принципу вы берете людей в свою команду?

- Предпочитаю тех, кто может реализовываться и работать самостоятельно. Конечно, какие-то рекомендации даю, но инициатива и умение брать на себя ответственность - это очень важно. Как директор, я часто выступаю в роли диспетчера. Но что делать, в театре должен работать принцип единоначалия. Это характерно для всех успешных коллективов. Бывает, когда в театре есть два или три руководителя, но это приводит к печальному финалу.

- В театре говорят: Рауфаль Сабирович - жалостливый человек...

- Первый раз об этом слышу, но могу расценить как комплимент. У меня нет такого понятия, как жалость. Есть другое - справедливость. Бывает, что человек по тем или иным причинам уже не может выступать на сцене, но за всю свою жизнь он столько партий исполнил, что мы должны до конца жизни ему быть благодарны и стараться в какой-либо форме поддержать его сегодня.

- А с кем вы расстаетесь?

- Когда человеческие отношения становятся нечеловеческими и переходят за рамки этических норм, с такими людьми надо расставаться без сожаления. Я не стремлюсь к жесткости, но на мне лежит ответственность за огромный коллектив, за коллективную продукцию. Моя сила в том, что я имею право наложить вето, вовремя сказать “нет”. Если брать актеров, к ним я подхожу мягче, не с позиции человеческих качеств, а с определения их полезности на сцене и творческого потенциала.

- И все-таки я бы хотела вернуться к тому, о чем мы уже говорили. Переход в новую категорию - это не утопия?

- Путин своим грантом сделал первый шаг. Я надеюсь, что и в нашей республике последует адекватная реакция. Мы же находимся в одном музыкальном пространстве и не можем существовать в разных условиях с Большим и Мариинкой, будучи творчески равны. Мы должны думать о следующей планке: как начать соревноваться с лучшими европейскими театрами.

...Когда-то один из великих мхатовских “стариков” сравнил театральное дело с “ездой в гору на велосипеде”: перестал крутить педали - и покатился назад. Больше двух десятилетий под руководством Рауфаля Мухаметзянова наш оперный брал высоту за высотой. Место под театральным солнцем завоевано прочное, по количеству спектаклей, данных в Европе, мы идем сразу за Мариинкой, опережая Большой театр, на нашей сцене выступают те же “звезды”, что и в столицах, в Ла Скала, в “Метрополитен-опера”. Переход в новую категорию стал не просто реальностью - необходимым условием дальнейшего развития этого неординарного коллектива, по работам которого в Европе узнают о Татарстане. Теперь слово за теми, кто принимает решения.

Кстати, на днях были подведены итоги Всероссийского конкурса “Менеджер года - 2002”. Директор нашего оперного оказался победителем в номинации “Культура” и получил диплом и золотую медаль.