Рустем Aбязов: "Я люблю музыку, которую исполняю"

Ситуация для провинции почти что фантастическая - художественный руководитель и главный дирижер Национального камерного оркестра “Примавера” Рустем Абязов по рейтингу, который был опубликован в “Музыкальной газете”, попал в восьмерку лучших дирижеров страны, где он соседствует с Гергиевым, Рождественским и так далее. А недавно маэстро получил диплом, удостоверяющий, что по итогам прошлого сезона он стал “Дирижером года”. Это и послужило поводом для нашей беседы.

- Рустем, обычно дети не очень любят, когда их отдают учиться музыке, особенно игре на скрипке. Вы выбрали свою будущую специальность сами или за вас это сделали папа с мамой?

- Скорее, бабушка с дедушкой. Они взяли меня за руку и отвели в первую музыкальную школу, правда, они хотели сделать из меня баяниста. Ни они, ни папа с мамой отношения к музыке не имели, я первый в семье выбрал для себя эту профессию.

- Заниматься любили?

- Нет, конечно, особенно, если учесть, на каких инструментах это приходилось делать. Первые несколько лет занятия шли с трудом. С другой стороны, природная внутренняя любовь к музыке помогает, потому что, если ее нет, ничего не выйдет. Но то, что это будет моей профессией, я понял достаточно рано, потому что после двух первых лет в школе имени Чайковского, я перешел в первый класс школы при консерватории, а все ее выпускники готовят себя к профессиональной карьере. Но вот то, что я действительно музыкант, что занимаюсь своим делом, это понимание пришло, я даже боюсь признаться, лет пять назад. Вдруг почувствовал: то, что я делаю на концертах, мне нравится. В десятилетке я учился у прекрасного педагога Фаины Львовны Бурдо, она сейчас живет в Израиле, и очень там востребована. Потом я плавно перебрался в Московскую консерваторию, там через полтора года, когда мой педагог ушел, я, к счастью, попал в класс к Ирине Бочковой. Это было непросто, пришлось приложить волю и упорство.

- Конечно, у землячки учиться предпочтительнее...

- Дело не в том, что она наша землячка, у Бочковой - лучший класс в консерватории, и так продолжается до сих пор. То созвездие лауреатов, которое она подготовила, тому подтверждение. Бочкова досконально разбирается в инструменте, прекрасно показывает и рассказывает. И при этом она совершенно очаровательный человек.

- Как правило, провинциалы, которые учатся в Москве, правдами и неправдами пытаются зацепиться в столице. Почему вы вернулись?

- Хотя я был целевиком, в Казани меня никто особо не ждал и препятствий мне, останься я в Москве, наверное, не чинили бы. Но я изначально хотел вернуться домой и работать в десятилетке при консерватории. Наше музыкальное образование так построено, что уже с первых классов школы ребятам внушают: будете преподавателями. Единственно, на последних курсах консерватории мне пришла мысль: если большинство преподавателей консерватории сочетают преподавательскую деятельность и концертную практику, почему не попробовать? Но когда я приехал в Казань, все произошло с точностью до наоборот. Все, что мне было обещано в десятилетке, куда-то испарилось. Пришлось идти в филармонию, для меня специально выбили штатную единицу солиста. Я выступал и как солист, и в составе разных коллективов, тогда ведь существовал лекторий, и мы часто и много гастролировали.

- И как же удалось перебраться в обетованную десятилетку?

- В 1986 году меня пригласил Жиганов и сразу же предложил пост директора. Ситуация в школе была сложнейшая, стоял вопрос о снятии директора. Психологический климат был ужасный, половина педагогов не здоровалась друг с другом. А если учесть, что почти все педагоги там - женщины... Как пришла в голову Жиганова идея поставить меня, тогда двадцатисемилетнего, во главе школы, я до сих пор не знаю. Может быть, кто-то посоветовал. Жиганов меня интересно протестировал. В обкоме мою кандидатуру согласовали, но нужно было ехать в Москву на утверждение. Жиганов сказал: “Я завтра уезжаю на “Татарстане”, билет у меня уже есть, так вы о себе позаботьтесь, вам тоже нужно ехать этим же поездом”. Как в те времена трудно было достать билет на наш фирменный поезд, вы помните. Но я все-таки билет купил, и даже в соседний с Жигановым вагон. Когда он об этом узнал, то очень хитро на меня посмотрел. А мне потом сказали: это был тест, если бы ты билет не смог достать, какой бы ты был директор.

- И вот вы попали в этот серпентарий...

- Первый год был очень тяжелым. Были скандалы, жалобы на меня вплоть до газеты “Правда”. Потом мне все-таки удалось объяснить людям, что я зла никому не желаю, а просто пытаюсь создать творческую атмосферу. И все постепенно улеглось. И следующие девять лет мы проработали душа в душу. И я очень благодарен коллективу за то, что мои бывшие педагоги, у которых я когда-то учился, не позволили ни малейшего панибратства и приняли меня серьезно.

- А с детьми вы ладите?

- Ладить с ними могу, и очень хорошо, вообще люблю детей, и, кажется, они меня тоже любят. С ученикам у меня никогда не было никаких проблем, но сейчас мне пришлось оставить индивидуальную педагогику, потому что на нее нужно очень много времени, которого у меня сейчас нет.

- Мама одного одаренного мальчика мне как-то сказала в разговоре, что у ее сына с вами контакт не получился...

- Я понимаю, о ком вы говорите. Когда этот мальчик пришел ко мне в шесть лет, родители хотели, чтобы он играл на гармони. Я сказал, что, во-первых, у нас нет такого отделения, а во-вторых, мальчик сначала должен получить базовое образование. Он захотел учиться играть на скрипке. Мальчик - очень одаренный, но ему многое трудно давалось. На какой линеечке пишется какая нота мы учили несколько месяцев, зато потом он необычайно быстро подготовил целую программу. Мальчика надо было развивать, но он больше пел - по всем концертам. Однажды я увидел его поющим на ярмарке на Чеховском базаре... А скрипка требует кропотливых занятий. И мы открыли для него специально вокальное отделение.

- Да, вы хороший педагог, столько времени прошло, а вы во всех деталях помните, как все было.

- Я помню все, что было, про всех своих учеников.

- “Примавера” - ваш проект?

- Полностью. В 1989 году, не имея никаких финансовых перспектив, на одном энтузиазме, я предложил своим ученикам, студентам консерватории, создать свой оркестр. Единственное, чем я мог их заинтересовать, это тем, что мы будем быстро готовить программы и давать концерты.

- То есть зарабатывать деньги?

- Какие деньги можно было заработать в то время? Ну конечно, что-то мы получали, но больше играли для души. Через полгода мы были уже на слуху, и ко мне обратилось руководство университета с предложением создать студенческий оркестр. Я сумел их убедить, что гораздо престижнее взять “Примаверу”, где играют профессионалы. И руководство университета нашло возможность платить мизерные, чисто символические, зарплаты музыкантам. Так прошло шесть лет. С 1 января 1996 года мы стали муниципальным коллективом, естественно, обретение этого статуса потребовало очень большой работы.

- Статус вы пробили?

- Да. Встречался с руководством республики, убеждал. Точку все же поставил Президент. С 1999 года мы стали государственным оркестром, но финансирование по-прежнему идет через город. В девяносто шестом году я собрал совет школы и сказал, что работать теперь смогу только половину дня, потому что с утра у меня будут репетиции. Конечно, я бы все успевал, но появился бы повод для разговоров. Потому я доработал до конца учебного года, подготовил преемника - Александра Михайлова - и ушел.

- Выражаясь спортивным языком, вы в “Примавере” - играющий тренер. Вы диктатор?

- По содержанию - да. По форме - нет. Дирижер должен насаждать свою волю, вот только какими методами... Я это делаю достаточно мягко. Не ссорюсь, не применяю административные рычаги. И так выходит, с удовольствием или нет, не знаю, но подчиняются. Дисциплина у нас в оркестре хорошая. Есть люди, их человек пять-шесть, которые со мной начинали. Сейчас у нас двадцать три музыканта, для струнного оркестра это большой состав.

- Вы теперь и за границей гастролируете...

- К сожалению, нечасто. Мне тоже приходится этим самому заниматься. У нас нет настоящего менеджера, который работал бы в классической музыке, в Казани их просто нет в природе, в Москве тоже немного.

- На банкетах играете?

- Играем, это коммерческие мероприятия, музыканты понимают и не ропщут. Правда, мы еще играем на банкетах в НКЦ “Казань”, это входит в наши служебные обязанности.

- Кто определяет репертуарную политику?

- Только я. У нас очень большой репертуар. Мы давно переиграли все, что исполняют сейчас другие оркестры.

- Рустем, а как бы отнеслись к этому, если бы вам, предположим, предложили возглавить симфонический оркестр?

- Теоретически это все можно предположить, если такой вопрос возникнет, его можно обсудить. Но речи, что я брошу “Примаверу”, быть не может. У меня был опыт работы с большими коллективами - я дирижировал нашим симфоническим, государственным оркестром Башкортостана, немецкими оркестрами. Опыт есть, но многому, если предложат, придется учиться.

- Давайте поговорим о вас. Что вам в себе нравится, а что нет?

- Есть вещи, которых мне как музыканту не хватает. Скажем, мне не хватает абсолютного слуха, я бы от него не отказался. У меня неплохая музыкальная память, но есть дирижеры, памяти которых я завидую. А с точки зрения человеческой... Какой уж есть, такой есть. Люди, которые со мной общаются, не испытывают особой сложности.

- У вас много друзей?

- Друг у меня один, а тех, с кем я поддерживаю приятельские отношения, достаточно много. Те, кто со мной общается от случая к случаю, наверное, меня не очень хорошо представляют, потому что, хотим мы того или нет, у каждого из нас есть определенная маска.

- Были случаи, когда ваши музыканты вас предавали?

- Нет, наверное. Я не считаю ситуацию, когда музыкант уходит в другой коллектив или уезжает из города и страны, предательством. Человек волен искать, где ему лучше.

- Ваша жена значительно вас моложе и по роду деятельности к музыке не имеет отношения. Где вы ее углядели?

- Наверное, за всю свою жизнь такого замечательного человека, как моя жена Юля, я не встречал. Познакомились мы опять-таки через музыку. Фирма, где Юля работает, отмечала свой юбилей, и директор поручил ей со мой связаться и пригласить “Примаверу”. Когда я пришел на встречу и ее увидел, сразу подумал: надо же, какие девушки работают в этой фирме!

- А кто в доме-то сейчас главный?

- Ну, я думаю, что Юля не претендует на роль главы семьи.

- Вы занимаетесь оркестром, музыкой, а помимо этого чем жизнь заполняется?

- Практически ничем. Если и остается немного времени, то только на общение с женой. Каждый день мы четыре часа репетируем с оркестром. Хотя бы часа два я должен позаниматься на скрипке сам. Плюс к этому минимум часа четыре я сижу за компьютером и занимаюсь оркестровками.

- Вас устраивает ваше материальное положение?

- Я, конечно, не бедствую, на фоне многих музыкантов просто живу хорошо, но полагаю: дирижеры должны получать больше. Оплата все-таки не адекватна тому, что мы делаем.

- А по типу личности вы романтик или реалист?

- Я в душе романтик, но поступаю как реалист. Мое директорство, создание “Примаверы” дали мне такой колоссальный урок понимания жизни, что я до сих пор от него, наверное, еще не отошел. И могу позволить себе романтизм только глубоко спрятанным в душе.